Главный режиссер Челябинского театра кукол Александр Борок: о летних премьерах, спектаклях для взрослых и Русалочке из пластиковых бутылок
Лана Литвер
Главный режиссер, лауреат «Золотой маски» и член жюри главной театральной премии страны, художественный руководитель знаменитого Международного фестиваля «Соломенный жаворонок», заслуженный артист России, лауреат Государственной премии Александр Борок встречает нас в крошечной полутемной комнате бывшего общежития-гостиницы ЧЭРЗ. Это в двух шагах от самого ДК ЧЭРЗ, дорогу к которому челябинцы, пожалуй, если и знали, то успели забыть.
Сюда, в общежитие, на время ремонта эвакуировались все службы театра, включая мастерские и цеха по изготовлению кукол. Театр с юмором переносит тяготы и лишения жизни вне родного дома, потому что слишком долго ждал глобальной реконструкции. Александр Борок делит свой кабинет с Петрушкой.
— Александр Владимирович, вы служите в театре больше тридцати лет. Как думаете, сильно изменились дети за это время?
— Нисколько не изменились. И никогда не изменятся. Я абсолютно в этом убежден. Меняется всё, что вокруг детей. Дети какими были, такими и остались: любопытные, интересующиеся, неуправляемые, эмоциональные. Я могу судить по своим детям: у меня есть взрослая дочь, ей 30 лет, она работает в нашем театре, и есть младший сын, которому три месяца.
Все дети — инопланетяне. Когда рождаются, они к нам откуда-то прилетают, однозначно. Я прямо так и спрашиваю маленького: «Ты откуда к нам?» И он даже что-то пытается рассказать, просто мы ничего не понимаем. Всё, что он знал, стирается — и он впитывает наше, новое.
— Но у современных детей огромное количество визуальных радостей по сравнению с диафильмами советских времен: мультимедийные эффекты, яркие картинки, нажал — всё взорвалось, заиграло, поехало! А тут просто куклы разговаривают.
— Какими бы ни были новые технические возможности, до шести лет дети верят в одного бога. В Деда Мороза.
— Вы серьезно?
— Абсолютно. И вот пока они верят в Деда Мороза — они верят в кукольный театр. Они верят, что куклы живые.
Вот сидит ребенок. Вот перед ним актер, который в руках держит куклу и этой куклой разговаривает с ребенком. Ребенок видит актера, он не затемнен. Но он не обращает на него никакого внимания. Он отвечает кукле и с куклой общается.
То же самое с моими детьми.
У нас дома небольшой кукольный театр. Даже мама, самый близкий и родной человек, может держать куклу и говорить, но мама их не интересует, потому что говорит кукла. Кукла — самостоятельное существо.
Если, к примеру, детей из «до нашей эры» переместить в наш XXI век, ничего бы для них не поменялось. Они бы так же, как современные дети, впитывали всё, чем мы располагаем, и развивались бы так же.
— А что происходит после шести лет?
— Всё зависит от их окружения. Понимаете, нет понятия «дети», как и нет понятия «зритель». Есть колоссальное количество детей и колоссальное количество зрителей. Все разные.
Мы закладываем в спектакль свою идею: каждый зритель слышит и чувствует свое в зависимости от того, что у него внутри. Даже кино, которое, казалось бы, зафиксировано на пленке, — меняется. Ты смотришь в разном состоянии, в разном возрасте, и видишь другое.
— Так что же происходит после шести лет?
— Ребенка разочаровывают. Более образованные старшие товарищи рассказывают правду. Театр кукол становится таким же, как и остальные. Да, малыш постигает, что есть актеры, которые управляют куклами. Но это все равно ужасно интересно.
До определенного возраста наш театр — это просто волшебство. А потом — одно из искусств.
— По моим впечатлениям, театр остается одним из немногих мест, где можно говорить о том, о чем вслух становится говорить опасно.
— Согласен. Возвращается эзопов язык советских времен. Но есть и важное отличие. Если в советское время все старались говорить образами и символами и большинство были на диссидентствующей стороне, то сейчас совсем нет. Очень многие на стороне власти, и никакой эзопов язык им не нужен. Вот такое серьезное разделение произошло. Я его чувствую.
— Согласны ли вы с тем, что художественными средствами кукольного театра сейчас можно сказать вещи более откровенные, чем, скажем, в драматическом?
— Нет, не согласен. Да, я слышал подобное от коллег, но я считаю, что все могут сказать всё, что считают нужным, своими средствами выразительности.
— Кукла допускает известную степень условности.
— В драме возможно всё ровно то же, что и в кукольном, уверяю вас. Есть прекрасный, сильно мною любимый режиссер Дмитрий Крымов, который с большим удовольствием использует возможности театра кукол в своих драматических спектаклях.
Его спектакль «Сережа» (МХАТ) недавно получил «Золотую маску». Так вот Сережа, сын Анны Карениной, — это кукла. У того же Крымова в спектакле «Опус номер семь» здоровенная кукла Россия бегает за несчастным маленьким Шостаковичем. Я думаю, многие режиссеры это используют.
— В Челябинске не видела такой интеграции.
— Придет-придет.
— Кукле разрешено то, чего нельзя человеку. Так было всегда. Я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Но я всё же настаиваю, всё зависит от того, кто и что делает. Скажем, с Евгением Мироновым любой кукле соперничать было бы сложно.
— Какую часть репертуара Кукольного занимают взрослые спектакли, а какую — детские?
— Взрослые — одну пятую часть примерно.
— Так мало?
— Их сложнее делать. По плану мы должны выпустить четыре спектакля в год. Из четырех мы делаем один взрослый и три детских. Но нас никто не ограничивает, можем и все четыре ставить для взрослых.
Но нам надо для таких спектаклей найти взрослого зрителя. Потому мы и проводим «Соломенный жаворонок» — только для взрослого зрителя. Долгое время это был единственный фестиваль кукольных театров в России (с недавних пор в Оренбурге проводится фестиваль «Гостиный двор». — Прим. ред.).
Должен признать, что очень мало челябинцев знает о том, что в кукольном есть спектакли для взрослых. Я вам больше скажу, есть люди, которые даже не знают, что в Челябинске есть театр кукол.
— Александр Владимирович, назовите, пожалуйста, три главных спектаклях Кукольного для взрослых? На ваш выбор.
— «Человек в футляре», постановка Алексея Смирнова. Кстати, именно он в июле будет выпускать у нас спектакль «Любовь и голуби» с тем же художником — Катей Петуховой. Второй я бы назвал — «Мой муж Даниил Хармс» по книге его последней жены Марины Малич, которая дожила до 2002 года. И, пожалуй, последний — «Сон Джульетты».
Так идет подготовка к репетициям спектакля «Любовь и голуби»
Это Раиса Захаровна, правда, пока без прически
— Расскажите про «Любовь и голуби»? Почему вдруг?
— Идея режиссера из Петербурга Алексея Смирнова. Мы любим его работы, я просто ему предложил сделать что-нибудь у нас на его вкус. Алексей выбрал эту вещь и предложил сделать в петрушечных куклах. Так называется перчаточная система кукол.
— Почему именно этот спектакль?
— «Любовь и голуби» — одна из немногих современных российских комедий. Если с современной российской пьесой нет проблем, то комедий практически нет. К тому же, «Любовь и голуби» в театре кукол не ставили ни разу. Эта постановка будет первой в России.
Вася и Надюха. Узнаете?
Премьеру назначили на 30 июля на сцене ДК ЧЭРЗ
— Премьера в июле, в самое сонное театральное время?
— Нельзя ждать. План нам никто не отменял, он был составлен четыре года назад, когда еще не было речи о такой глобальной реконструкции и переезде. И четыре года назад мы договорились с постановщиком — в таком режиме работают востребованные режиссеры, график расписан на годы вперед. Я сам освобожусь только в 2024 году. Поэтому что-то переносить, менять, отменять мы не можем и не собираемся.
— В репертуаре Кукольного театра — спектакль-легенда «Аистенок и пугало». Он идет, страшно подумать, с 1984 года. И вы в нем дебютировали как актер, правильно?
— Да. Мой первый спектакль в нашем театре. Ставил его Валерий Вольховский, чье имя носит Челябинский кукольный. Сейчас этот спектакль — скорее, музейный экспонат. Но не пыльный и забытый, а зримый и явный. Те же актеры, те же куклы, разве что немного отремонтированные, та же декорация. Вот только костюмы перешивались, потому что артисты физически пополнели. Спектакль из того времени.
Сцена из спектакля «Аистенок и пугало» (
— Вы сознательно не меняли ничего?
— Бессознательно. Так случилось. Не было нужды менять.
— Получается, что челябинцы видели этот спектакль… примерно все?
— Да. Часто бывает, что взрослые приводят на этот спектакль детей и говорят, что сами видели его детьми. Его до сих пор приглашают на фестивали. В ноябре с ним едем в Сургут.
— Почти сорок лет. Вы сами играете до сих пор?
— Да, как мы с Ариной Жариковой репетировали и сдавали этот спектакль сорок лет назад, так и играем. Вольховский «Аистенка» делал во многих городах России, мы были первыми. Но теперь нигде, кроме Челябинска, спектакль не идет. Вечная тема — поэтому и звучит. Дольше всего живут пьесы о любви. Хотел сравнить с Шекспиром, но решил, что это нескромно.
— Вы уже знаете, когда переедете? Когда закончится ремонт в Кукольном?
— Мне сложно сказать, когда закончится, но я недавно был в родном театре и уже видел наш новый малый зал. У нас его никогда не было. Мы приспосабливали какое-то место, но там не было вентиляции, всё неудобно… А сейчас мы получим полноценный оборудованный зал на 46 мест. Он уже готов, есть сцена, которая опускается и поднимается, шторки на электроприводе, занавес, штанкеты. Сейчас оборудуют светом и звуком — и будет полноценный малый зал, о котором мы мечтали. Это большая радость.
Перенесем на малую сцену сказки для самых маленьких. Мы раньше их играли прямо на сцене — и зритель там же сидел. «Полонез Огинского» тоже, возможно, перенесем. «В сундуке на чердаке», спектакль Алексея Смирнова (режиссер «Человека в футляре», «Любовь и голуби»), можем возобновить на малой сцене, потому что он требует максимального приближения к действию. Малый зал нам даст такую возможность. Словом, готово приличное количество спектаклей, которые мы можем там играть.
— Вы верите, что куклы — одушевленные существа, со своим характером, волей и судьбой? Наверняка читали «Синдром Петрушки» Дины Рубиной?
— Нет. Не читал. И не буду. Легенды, притчи, истории о куклах, конечно, есть, но это не ко мне. Такие легенды в принципе сопровождают любой театр: и «Призрак оперы» вспомните, и «Макбет», и мистику вокруг любой постановки «Мастера и Маргариты».
Нет, Рубину читать не хочу. Вам, как человеку, далекому от этого мира, всё кажется интересным, забавным и загадочным, это я допускаю. Вот как только вы прочитаете книгу о журналистике, сразу найдете столько нестыковок и просто глупостей.
— Не хотите разочаровываться.
— Да. Только поэтому. Я очень хорошо знаю это нутро. И боюсь, что это как Доктор Живаго в исполнении Омара Шарифа, когда они там ходят с балалайками и живут в домах с куполами. И фильм с Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой не смотрел.
— Так врачи не любят смотреть сериалы про скорую помощь.
— Точно. Отличный пример. Они не смотрят всю эту клюкву. А про кукольный театр всего одна книга и один фильм — я воздержусь.
— Итак, нас ждет четыре премьеры: «Любовь и голуби» в июле и…
— В конце июня — «Бибигон». Осенью — «Петрушка» по Стравинскому.
— Кукольный балет?
— Не в чистом виде балет, но спектакль без слов на музыку Стравинского. И наконец в ноябре — «Русалочка» на очень важную для Челябинска экологическую тему.
— Поясните, пожалуйста?
— Андерсеновская Русалочка будет жить в условиях современного моря, засоренного пластиком. Ставить будут приглашенные режиссер и художник из Питера — Аглая Жюгжда и Ксения Ольховская. Жюгжда — в кукольном мире фамилия очень известная, Аглая — дочь Олега Жюгжды, главного режиссера Гродненского театра кукол. Я договорился с ним, что его дочь после окончания института первый спектакль поставит у нас.
— Так в нее верите? Видели, что она делала?
— А она еще ничего не делала. Но когда-то она же должна начать. Мне очень она интересна. Для создания спектакля будем объявлять сбор пластиковых бутылок. Все куклы будут сделаны из пластика. В Челябинске сам бог велел делать такие спектакли.