Драма Чехова «Три сестры» в постановке режиссера Марка Букина стала историей трагедии современного человечества.
Фото предоставлено театром драмы имени Наума Орлова
Перефразируя фразу из текста пьесы, в пространстве нового спектакля театра драмы имени Наума Орлова создается впечатление, что потеряно все — не только ключ от рояля, но и сам рояль. И дом, в котором рояль стоит. И мир, в котором дом тот еще не сгорел.
Конечно, рождению такого ощущения сильно способствует сценография, автор которой Дмитрий Разумов сумел сочетать откровенные отсылки к творчеству Андрея Тарковского и вечные приметы российской действительности.
Потому именины Ирины Прозоровой — сцена, с которой начинается пьеса «Три сестры», — с легкой руки художника и режиссера становятся подобием дискотеки в сибирской деревне, где женщины одеты в футболки на все случаи жизни, брюки с карманами и резиновые сапоги. Мужчины в куртках, неуловимо напоминающих ватники, не похожи на офицеров, но как бы олицетворяют сельский бомонд. А внезапно появляющийся ангел, который упрямо дует в трубу, подозрительно схожую с саксофоном, выглядит как приглашенный на вечеринку артист-аниматор.
Однако эта почти комедийная сцена, которую актеры театра драмы имени Наума Орлова проживают на полном серьезе, добросовестно отыгрывая придуманную для них странную пластику, вскоре сменяется картиной практически полного разрушения привычного мира — снизу сквозь пол прорастают пластиковые скалы, сверху нависают то ли ветки, то ли корни, а на заднем плане мертвенным светом сияет Белая Комната — тот самый мир иной, в которой все уходят.
Сауны и бани Челябинска
В этой обстановке герои превращаются в некие мятущиеся души. Текст Чехова дробится, повторяется. В мистическом мороке, созданном с применением обычной дым-машины, появляется персонаж, превращающийся из женщины в мужчину и обратно (великолепная работа Екатерины Зенцовой). Сами сестры предстают то в облике девушек в розовых платьях и венках (Мария Трофимова, Карина Исмаилова, Ольга Побродилина), то в роли гранд-дам, вещающих голосами персонажей из далекой галактики (Татьяна Каменева, Елена Дубовицкая, Галина Степанова).
Даже задушевный разговор сестер (Лариса Меженная, Наталья Катасонова, Анна Каймашникова) кажется вынужденным откровением беженцев у костра. Причем катастрофа, которая привела этих беженцев в некое пространство без времени, никак не связана с пожаром, о котором все время говорят во втором акте пьесы Чехова. Это некий глобальный Апокалипсис, уже случившийся для мира трех сестер: мечты рухнули, ни любовь, ни работа не приносят радости. И потому говорят о своих проблемах они в пустоту, заполненную дымом.
Пустота захватывает все пространство третьего действия: пусто на сцене, пусто и в душах персонажей, которые, однако, продолжают по привычке повторять мантры «надо жить», «жизнь наша не кончена». И вопреки всепоглощающей однообразной «фонограмме шумов» композитора Андрея Платонова (снова отсылка к Тарковскому и шумовому оформлению «Соляриса», которое придумал Эдуард Артемьев) они утверждают: «Музыка играет так весело».
Все происходящее на сцене необычно, хотя иногда и порождает ощущение некой избыточности, усложнения пространства и образов только ради красивой картинки и нестандартного ракурса. На мой взгляд, принцип «трижды три сестры» не сработал на сто процентов: иногда было ощущение, что часть актрис просто вывели на прогулку по сцене. Резкие переходы персонажей от криков и конвульсий к ровной игре по системе Станиславского тоже иногда воспринимались странно.
Тем не менее хочется отметить работу Дениса Кирша, Александра Бауэра, мощные соло Владислава Коченды и Антона Дмитрова, эскапады Михаила Гребня. А также удивительное решение образов Андрея и Наташи (Дмитрий Олейников и Анастасия Павлова) — людей, которым кажется, что они хозяева жизни, а на самом деле перед нами просто безумцы.
И все же все время на ум приходит моя любимая цитата из Уильяма Оккама: «Следует ли умножать сущности сверх необходимости?»
