Экспертное бюро не признало уникальные домики объектами культурного значения
Сауны и бани Челябинска
Екатерина Волкова
Напомним, как все завертелось. В 2017 году Комитет по охране культурного наследия Челябинска с подачи клуба краеведов «Колесо истории» и Юрия Латышева вносит немецкий квартал (семь домов по улице Социалистическая 26,28,30,32,34,36,38) в список выявленных объектов и заказывает экспертизу у пензенского бюро «Цера».
Жильцы квартала в шоке — они мысленно уже переехали в новые дома «Мечелстроя», компании, заинтересованной в застройке немецкой площадки. Заключение экспертизы статус домов не подтверждает. Челябинские краеведы оспаривают документ через суд, доказывая, что экспертиза проведена пугающе непрофессионально.
Суд да дело, немецкий квартал то включают в список, то вычеркивают. Пока 1 апреля 2021 года не приходит новая экспертиза.
«Это уникальный для Челябинска ансамбль, знаковый. Подобной архитектуры не то что в нашем городе, во всей России больше нет. Разве что, в Калининградской области. И главное, тут сохранена историческая среда — вокруг мало высоток, тихие дворы. Лучшим вариантом будет внести весь ансамбль целиком в список культурного наследия, расселить жильцов и превратить здания в современные, по типу лофта, сохранив оригинальные стены», — защищает немецкий квартал Юрий Латышев.
И с ним согласны многие архитекторы, экскурсоводы, краеведы и историки города. По крайней мере, записок к суду было очень много.
Здесь был Коля
Содержание статьи:
Удивительные домики тянутся во весь квартал: три островерхих, в один подъезд, стоят в глубине дворов, а двухподъездные вытянуты вдоль дороги. Ощущение, что вот тут, между домами сейчас будет курдонёр или небольшая площадь с кофеенкой, фонтаном или даже башней с часами, как где-нибудь в Дрездене или Франкфурте-на-Майне (товарищ Колесников еще может тут поискать вдохновение для своей торговой улочки у будущего аквапарка).
Эркеры, изящные балкончики, витражи, полукруглые чердачные оконца — в сумерках или издалека улочка выглядят чарующе. Квартир мало, лестничные клетки большие, окна в парадных широкие.
Это первые капитальные и красивые дома, комнаты в которых получали передовики сталелитейного цеха и заводское руководство. Кстати, в 30-ом доме жил Николай Свириденко, сталевар, выплавивший 100-миллионную тонну уникальной челябинской стали.
Жили дружно, просили друг у друга соль взаймы, а по праздникам на площадках выставляли столы, тостовались шумно, доставали из укромных шкафчиков дефицитные продукты и обменивались подарками. Традиция общих застолий, кстати, сохранилась до середины двухтысячных, не меньше!
Два Якова для всякого
Исторические дома на ЧМЗ начали возводить во время постройки металлургического завода, в годы войны. Территорию района огородили колючей проволокой и развернули площадку Бакалстроя (ее потом переименуют в «Челябметаллургстрой») и трудлагерей.
Сами жители уверены — немецкие дома строили пленные голодные немцы. Но архивные документы уточняют: у лагеря № 68 было несколько участков на ЧТЗ, в районе Радиозавода, в Потанино и на ЧМЗ, а на 9 тысяч пленных приходилось 45 тысяч трудармейцев.
В 1942 году это были мобилизованные в армию поволжские немцы, красноармейцы с подозрительными фамилиями и еще несколько тысяч человек, которых угораздило родиться гражданами СССР в семьях болгар, поляков, чехов, финнов и даже итальянцев. Так что бутовый камень в основания домов закладывали при помощи русской песни и чертовой матери.
Строили ударно и достаточно быстро: стены складывали из Потанинского трепелевого кирпича, сырье для которого доставали из Первого озера. Глины было мало, поэтому в замес отправлялись песок, ил и даже ракушки. Обжигали тут же, на стройплощадке и кое-как, поэтому кирпич вышел цветной.
В довоенное время такие кирпичи использовали только для строительства тоннелей, но в сороковые готовы были возвести хоть дом НКВД. Советские иноземцы работали на совесть и с любовью, это видно в мелочах. Там где идут на спад эркеры домиков кирпичики уложены обратной лесенкой. И последние ряды даже вручную киянкой отбиты, для красивого рельефа.
В сороковых строительством завода и соцгорода руководили два Якова. Первый — архитектор Скуратовский, эвакуированный из блокадного Ленинграда. Яков Леонтьевич взял довоенный проект планировки Металлургического района архитектора Ибрагима Гохблита, расчертил несколько улиц с домами для рабочих и «хмельницкий» бульвар.
Второй — Рапопорт, один из руководителей ГУЛАГа. Яков Давыдович в 1944 стал начальником управления строительства теперь уже «Челябметаллургстроя» и руководил постройкой нескольких заводских цехов, трамвайной линии, парка культуры и отдыха. А главное, первых жилых домов с центральным отоплением — к ним были подтянуты трубы от котельной завода.
Чертежи того времени свидетельствуют: этими домами в 1946-1947 годах были как раз немецкие трехэтажки на 9-й улице Соцгорода.
Это несколько лет спустя она станет Социалистической, а в народе и вовсе улицей Любви. Потому что вдоль домов уложат гранитную плитку и для прогулки по первому бульвару заводские девчонки будут по сорок минут прихорашиваться, а парни даже сменят сапоги на ботинки.
Любовная лодка разбилась о быт
75 лет спустя баварский район из элитного превратился в гетто, даром что красивое. Заводчан почти не осталась, часть квартир переделали в коммуналки.
С площадки можно попасть в шесть квартир: две трехкомнатные, две однокомнатные и две малогабаритные. Планировка у помещений необычная: очень узкие кухни (потому что там у немцев принято только готовить) и просторные гостиные для обедов и семейных вечеров.
Здания с эркерами еще более интересны, за счет узких окон-бойниц. Дома ремонтировали лишь единожды, когда в 1960-е подводили газ. Тогда перестроили печи и ура, крохотные кухоньки стали чуть просторнее, установили ванные и газовые колонки.
Заявление о культурном наследии неудачно совпало с датами заявленного капитального ремонта. Работы в памятниках архитектуры могут выполнять только подрядчики со специальными лицензиями. Это затягивает ремонт и повышает его стоимость процентов на сорок. Так что с капремонтом вышло фиаско.
«В наших домах невозможно жить! Стены промерзают, крыша течет, вот-вот рухнет нам на головы, канализация не справляется. В наших домах нет подвалов, все коммуникации проложены прямо под полом первого этажа, если где-то что-то прорывает — заливает все подполье, крысы бегут. Стены крошатся, межкомнатные перегородки не выдерживают никакой нагрузки — какой ремонт, даже фотографии повесить нельзя! С крыши падают кирпичи, балки, поддерживающие свод прогнили. Газовые трубы деформированы и в ржавчине, а вентиляционная система практически не справляется, живем как на пороховой бочке», — Татьяна Переверзева, активистка и жительница «объекта культурного наследия» по адресу ул. Социалистическая, 32 очень эмоциональна, но с ней невозможно не согласиться.
Весь европейско-романтический флер рассеивается, едва подходишь к дому на расстояние нескольких метров. Щербатые окна (боже, какие красивые формы!), сколотые балконы, дерево на крыше… дерево! В подъезде сыро, плесень и неприятный запах. Под чердачной дверью ночуют бомжи: набросаны матрасы, пищевой мусор, а в углу бутылка с характерной желтой жидкостью.
«Управляющие компании от нас отказываются. С боем добиваемся хоть каких-то действий. Вот окно в подъезде заменили только когда старое совсем выдуло из проема. Выгородили подсобку под лестницей, якобы ремонтировали трубы, так оттуда парит весь отопительный сезон, в морозы на первом этаже туман, ни зги не видно. Уж лучше никакого ремонта, чем такой», — продолжает расписывать быт Татьяна Переверзева.
Тетя Таня, вы хорошая женщина
Солнечный свет пробивается на лестничную площадку сквозь пыльные окна. Рамы разбивают поток света на лучики. В воздухе пляшут пылинки, где-то в трубах что-то клокочет, щебечут птицы. Лестница на чердак заканчивается балкончиком, это идеальное место для фотосессий, если бы не вонючий матрас. И я внезапно рада, что обонятельные мои способности после COVID-19 всё еще не восстановились.
— Нас собирались снести уже: собрали документы и подписи жителей, размежевали землю. Истомин (Владимир Истомин, до марта 2020 директор АО „Мечелстрой“, — прим. Ред.) был готов нас расселить и построить новые дома. Но тут появился Латышев и нас вдруг записали в „культурное наследие“. По бумагам, износ дома 60%, а ведь еще в советское время в квитанциях стояла цифра за 70. А несколько лет назад наши депутаты уже сообщали городской администрации, что наши дома ветхие, нужно расселять! А теперь часть домов спешно чинят, стараясь как можно больше дорогих работ сделать с „объектом культурного наследия“. При этом качество ремонта ужасное. Ну где вы тут видите сохранение наследия?», — Татьяна Переверзева указывает на подозрительно тонкие балки новой же крыши дома № 34, шахматную замазку швов, хмурые и неухоженные дворы, разномастные балкончики (пара из них уже падала).
Татьяна Переверзева и благодарность от незнакомцев
По чердаку страшно ступать, кажется, что в любую секунду провалишься к кому-то в гости. Балки под крышей старые, одна лопнула и обвалилась, другая насквозь проедена жуками. Вокруг валяются стоптанные ботинки, пустые бутылки и мусор, брошены старые оконные рамы и даже унитаз. Такое вот культурное наследие.
Света внутри хватает: два запланированных окошка и еще несколько стихийных, благодаря пробитому шиферу. Пожалуй, тут получилась бы отличная голубятня или мастерская художника.
«Этим домам не нужен капитальный ремонт, он просто нецелесообразен. Мы хотим попасть в программу реновации, которую в начале года распространили на всю Россию. У нас есть заинтересованный застройщик, привлекательная территория и согласные жители. Но статус объекта культурного наследия перечеркнет все планы. Если в ближайшее время ситуация не разрешится, мы пойдем на митинг. Согласованный, разумеется», — Татьяна Переверзева собирает бумаги в папку-планшет.
Перила сохранили еще старую ковку и деревянные поручни. Перешагиваю через матрас, забываюсь на секунды, очарованная эстетикой подъезда и узорами солнечных лучей на стенах, прикасаюсь к старому дереву, спускаюсь на несколько ступеней. И отдергиваю руки, черт! Марат, наш фотограф, молча протягивает мне антисептик.
Это особенная культура — жить в памятнике культурного наследия
На руках у Татьяны Переверзевой есть бумага, согласно которой еще в 2008 году один из домов архитектурного ансамбля внесен в список ветхих. Однако в 2021-ом документ не имеет смысла:
«По новому законодательству, признать дом ветхо-аварийным жильем можно только при наличии заявлений от собственников и специальной экспертизы, которую жильцы проводят за свой счет. В наш адрес ни одного заявления от так называемого „немецкого квартала“ не поступало. А все предыдущие документы давно утратили силу», — комментирует ситуацию Елена Карпова, начальник отдела жилищного фонда Управления жилищно-коммунального хозяйства Челябинска.
Пока жильцы немецких домов мечтают нормально помыться, а краеведы — водить в квартал туристов, власти сохраняют нейтралитет и берут паузу. По крайней мере, на запросы редакции не ответил даже Комитет по охране культурного наследия.
Челябинску остро не хватает рекреационных, туристических маршрутов по городу. Пока центр усиленно закатывают в некачественный гранит, еще есть шанс сохранить необычные зеленые окраины. Это не русская самобытность и не народное наследие, но история города, память о трудармейцах, о великой военной стройке.
Городской власти или крупному частному бизнесу вполне по силам расселить 198 компактных квартирок и превратить немецкий квартал в творческое пространство, немецкую слободу, национальную деревню, да хоть IT-park. Главное, чтобы стояли стены, а где-то в другом месте жили люди. В конце концов, хотел же Олег Колесников сделать европейскую деревеньку возле будущего аквапарка на северо-западе. А тут и делать ничего не нужно, она уже есть.
Где-то в параллельной Вселенной жильцы старых и старинных домов сами делают свою жизнь лучше. Петербуржцы восстанавливают исторические парадные, в Саратове жители скинулись на крышу, превратив ее в мансардный этаж.
Но самым вдохновляющим примером может служить пермский Рабочий поселок, история которого до боли похожа, только закончилась (или еще продолжается) хорошо. Соцгородок, состоящий из авангардных пролетарских трехэтажек был прибежищем маргиналов и алкоголиков. Стены сыпались, крыша покачивалась, в подвалах ночевали бомжи, а подъезды превратились в туалеты.
Несколько лет назад в Рабочем купила квартиру активистка Анастасия Мальцева, и поселок стал «примером социализма в отдельно взятом районе Перми». Мальцева лаской, а кое-где силой выжила самых заядлых алкоголиков, убедила жильцов взять управление домом на себя, а освободившиеся средства пустила на ремонт. Плюс, инициировала несколько судебных претензий в адрес бывшей управляющей компании и городской администрации, чтобы те выполнили сложные работы, прописанные в графиках капитального ремонта.
Соседи сначала воспринимали девушку в штыки, но после первых же позитивных изменений включились с энтузиазмом. Теперь в подвалах дома именно Мальцевой — тренажерный зал и клуб для проведения собраний, подъезды выложены аккуратной плиткой, а окна заменены на аутентичные. Во дворе появились отсыпанные дорожки, лавочки и детские городки. Анастасия по праздникам вывешивает красные флаги и транспаранты, а еще мечтает воссоздать фонтан, который был во дворе лет 50 назад. Эти домики — тоже объекты культурного наследия. Реконструкция поселка казалась невозможной. Мальцева и ее соратники об этом не знали, может поэтому смогли.
Слева – отремонтированный дом Рабочего поселка в Перми, справа – еще или уже нет.
«Жить в памятнике культуры и архитектуры — особая культура, которая у нас, к сожалению, не продвигается. Чиновники на местах и горожане равнодушны в этом вопросе. Несколько лет назад тогдашний мэр Челябинска одним росчерком уничтожил сразу три объекта культурного наследия, не просто выявленных, а внесенных в списки! Хотят снести «немецкий квартал», не хотят тратить ресурсы? Ну и черт с вами, сносите,»
— в сердцах припечатывает Юрий Латышев.
Редакция благодарит Юрия Латышева, сообщество Сhelchel. ru, музей ПАО ЧМК и лично директора Сергея Лебедева за подробную историю и архивные фотографии немецкого квартала.
